Диктатура грамматиков

- это и есть - 20-й век. Грамматикам как-то дико не нравится что язык - который они изучают - дико не вписывается в их схемы - и потому всякое отклонение от их Закона - обзывают статистическим шумом!!!
Вот интересное -
http://www.livejournal.com/users/ded_maxim/113489.html
Если следовать структуралистской теории Хомского, то любой текст это всего лишь реализация фиксированной динамической системы, где динамика задаётся правилами грамматики, а семантическая надстройка суть следствие нежелательных шумовых пертурбаций. Таким образом, в любом достаточно длинном тексте возникнут подобные огрехи; можно даже воспользоваться теорией больших уклонений и оценить вероятность их появления, после чего снисходительно хмыкнуть и отбросить в сторону всякие вероятностные артефакты.

Творец и грамматик - реальность и схема - Моцарт и Сальери.

Вообще в 20-м веке было много грамматических ригористов. Вот например в музыке - это Пьер Булез (Pierre Boulez) - который эксперементировал с насаждением искуственно сотворенного музыкального синтаксиса - сериальной техники. Т.е. произведения - сериальные - со строго прописанной из воздуха выдуманной грамматикой - или какие-нибудь Ксенакиса (Xenakis) вероятностные размытия - музыкальной композиции, облака шумов - проштудировал архитектор Ксенакис теор-вер - и давай в "музыку" своё "знание" фигачить. Что за дурацкая эклектика в духе 60-х.

Искусство как-то резко невзлюбило человека - поделилось на элиту и быдло - и каждый радуется своей языковой реальности

Думаю что Булез и Хомский - это какая-то французкая просветительская линия - отсюда и ригоризм и приверженность погоне за синтактическими призраками. Хомский - это европейский интель в США. Да и Булез там же ошивается - правда как дирижёр.

Диктатура грамматиков

- это и есть - 20-й век. Грамматикам как-то дико не нравится что язык - который они изучают - дико не вписывается в их схемы - и потому всякое отклонение от их Закона - обзывают статистическим шумом!!!
Вот интересное -
http://www.livejournal.com/users/ded_maxim/113489.html
Если следовать структуралистской теории Хомского, то любой текст это всего лишь реализация фиксированной динамической системы, где динамика задаётся правилами грамматики, а семантическая надстройка суть следствие нежелательных шумовых пертурбаций. Таким образом, в любом достаточно длинном тексте возникнут подобные огрехи; можно даже воспользоваться теорией больших уклонений и оценить вероятность их появления, после чего снисходительно хмыкнуть и отбросить в сторону всякие вероятностные артефакты.

Творец и грамматик - реальность и схема - Моцарт и Сальери.

Вообще в 20-м веке было много грамматических ригористов. Вот например в музыке - это Пьер Булез (Pierre Boulez) - который эксперементировал с насаждением искуственно сотворенного музыкального синтаксиса - сериальной техники. Т.е. произведения - сериальные - со строго прописанной из воздуха выдуманной грамматикой - или какие-нибудь Ксенакиса (Xenakis) вероятностные размытия - музыкальной композиции, облака шумов - проштудировал архитектор Ксенакис теор-вер - и давай в "музыку" своё "знание" фигачить. Что за дурацкая эклектика в духе 60-х.

Искусство как-то резко невзлюбило человека - поделилось на элиту и быдло - и каждый радуется своей языковой реальности

Думаю что Булез и Хомский - это какая-то французкая просветительская линия - отсюда и ригоризм и приверженность погоне за синтактическими призраками. Хомский - это европейский интель в США. Да и Булез там же ошивается - правда как дирижёр.

Бесы рааазные бывают -

алкоголикам чертики являются ---- китайцам - то зелёные мартышки то жареные петухи --- а вот интеллектуалам - синтактические призраки. Вобщем у разных людей разные искушения.

Интели реальности не любят - языковая реальность собственных мозгов их больше занимает - но вот как-только надобно взглянуть на реальность - вот тут синтактические призраки и начинают беситься. Смотрит интель на ближнего - а видит какую-то несуразную схему-призрак - схема кривляется - ведёт некрасиво - интель схему начинает разить - пытаясь её подчинить - поправить - но все удары-то сыпятся на живого человека! Удар по призраку - проходит сквозь пустоту - сквозь небытиё притворяющееся бытиём - и - удар - по живому!

Интель привык - с олимпиадных школьных времён - цинично работать с задачей - и начинает призрак потрошить - а потрошит то живое. Пустота ведёт "творца" через трансформации пустоты - и вроде вроде обрелась желанная "форма" - а тут живой человек не хочет влезать в "тело" призрака! - и это злит интеля - он настаивает на том, чтобы ближний вёл себя по "его" совершенной схеме.
А призрак над интелем смеётся - легко меняя "форму" - ибо формы то у пустоты нет - и даже если ближний имел несчастье покориться навязанной схеме - так схема в безумной голове "творца" - переменилась - и уже "творец" ищет новой совершенной формы - и снова недоволен ближним своим.
Интелю или удаётся уподобить ближних призрачной жизни - этакое братство во призраке - или делает жизнь ближнего постоянным адом принуждения.

Бесы рааазные бывают -

алкоголикам чертики являются ---- китайцам - то зелёные мартышки то жареные петухи --- а вот интеллектуалам - синтактические призраки. Вобщем у разных людей разные искушения.

Интели реальности не любят - языковая реальность собственных мозгов их больше занимает - но вот как-только надобно взглянуть на реальность - вот тут синтактические призраки и начинают беситься. Смотрит интель на ближнего - а видит какую-то несуразную схему-призрак - схема кривляется - ведёт некрасиво - интель схему начинает разить - пытаясь её подчинить - поправить - но все удары-то сыпятся на живого человека! Удар по призраку - проходит сквозь пустоту - сквозь небытиё притворяющееся бытиём - и - удар - по живому!

Интель привык - с олимпиадных школьных времён - цинично работать с задачей - и начинает призрак потрошить - а потрошит то живое. Пустота ведёт "творца" через трансформации пустоты - и вроде вроде обрелась желанная "форма" - а тут живой человек не хочет влезать в "тело" призрака! - и это злит интеля - он настаивает на том, чтобы ближний вёл себя по "его" совершенной схеме.
А призрак над интелем смеётся - легко меняя "форму" - ибо формы то у пустоты нет - и даже если ближний имел несчастье покориться навязанной схеме - так схема в безумной голове "творца" - переменилась - и уже "творец" ищет новой совершенной формы - и снова недоволен ближним своим.
Интелю или удаётся уподобить ближних призрачной жизни - этакое братство во призраке - или делает жизнь ближнего постоянным адом принуждения.

А вот у Флоренского -

"В произведении руки человеческой, каково бы оно ни было, в самом грубом, всегда есть таинственное мерцание жизни, как непосредственно чувствуется это мерцание в какой-нибудь раковине, камне, обточенном морскими волнами, в слоистости агата или сердолика, в тончайших сплетениях жилок листа. Машинная вещь не мерцает, а блестит, лоснится мёртво и нагло. Ясно помню, хотя и не всегда умел отчётливо сказать, но непосредственно, почти физиологически, - как состояние своего тела, - ощущал я с полной живостью качественную разницу ручного и машинного" ("Детям моим").

И вот - из писем семье -
"Вполне понятно, что наряду с музыкой Вас интересует шитьё. Ведь узор есть отвлечённая формула каких-то мировых процессов, либо внешних, либо внутренних, а точнее сказать: внешних, поскольку они прошли чрез внутреннее освоение, внутренних, поскольку они выразились в каком-то последовательноим ряде движений: - эмоциональное движение, жест, рисунок, запечатление рисунка шитьём и т.д. Музыка - та же мировая формула, но запечатлённая иным способом (да и не совсем иным, ибо нотная запись сама есть орнамент и, помимо своего звукового содержания, имеет значимость и зрительную), так что шитьё - это музыка и музыка - шитьё. Скажете, что шитьё не всегда таково. Нет, оно всегда таково, но оно бывает натуралистично, или формалистично, или некомпозиционно, или плохо выполнено. Конечно, но ведь эти пороки могут быть и у музыки. Потому будем равняться по высшим проявлениям. В частности, было бы любопытно дать стилистическое сопоставление шитьевого орнамента и музыки по эпохам и векам. Я уверен, что обнаружится параллелизм. " ("Все думы о вас" стр.407)

А вот у Флоренского -

"В произведении руки человеческой, каково бы оно ни было, в самом грубом, всегда есть таинственное мерцание жизни, как непосредственно чувствуется это мерцание в какой-нибудь раковине, камне, обточенном морскими волнами, в слоистости агата или сердолика, в тончайших сплетениях жилок листа. Машинная вещь не мерцает, а блестит, лоснится мёртво и нагло. Ясно помню, хотя и не всегда умел отчётливо сказать, но непосредственно, почти физиологически, - как состояние своего тела, - ощущал я с полной живостью качественную разницу ручного и машинного" ("Детям моим").

И вот - из писем семье -
"Вполне понятно, что наряду с музыкой Вас интересует шитьё. Ведь узор есть отвлечённая формула каких-то мировых процессов, либо внешних, либо внутренних, а точнее сказать: внешних, поскольку они прошли чрез внутреннее освоение, внутренних, поскольку они выразились в каком-то последовательноим ряде движений: - эмоциональное движение, жест, рисунок, запечатление рисунка шитьём и т.д. Музыка - та же мировая формула, но запечатлённая иным способом (да и не совсем иным, ибо нотная запись сама есть орнамент и, помимо своего звукового содержания, имеет значимость и зрительную), так что шитьё - это музыка и музыка - шитьё. Скажете, что шитьё не всегда таково. Нет, оно всегда таково, но оно бывает натуралистично, или формалистично, или некомпозиционно, или плохо выполнено. Конечно, но ведь эти пороки могут быть и у музыки. Потому будем равняться по высшим проявлениям. В частности, было бы любопытно дать стилистическое сопоставление шитьевого орнамента и музыки по эпохам и векам. Я уверен, что обнаружится параллелизм. " ("Все думы о вас" стр.407)