Деревенское богословие -

про хлыстов - в рассказе Пришвина о суде над"охтенской богородицей" -
"Все эти различные, враждебные в своих толках хлыстовства люди пришли сюда защищать "богородицу". ... Все они мне были хорошо знакомы по прежним продолжительным с ними беседами. Рябов теперь уже совсем по дружески подходит ко мне и, глядя на мою вечно дымящуюся трубку, говорит:
- Брось ты свой самовар!
Я отвечаю, что трубка один только из безчисленных моих пороков и что вообще оставил надежду спастись этим путем.
Другие "цари" поддержали меня.
- Ничего в этом нет дурного, сказал бывший "новодеревенский Христос", - коптит, вот и все.
- Ветхого Адама коптит! - поддержали другие. - Внутреннего человека это не коснется.
- Все таки ж внутренний человек его преклонился перед страстью, - возразил Рябов.
- А почему ты думаешь, что он преклонился: внутренний человек, может быть, об этом у него и не думает, от ветхого Адама до внутреннего далеко.
- Огромная дистанция! - согласились все.
Только упрямый Рябов по-прежнему настаивал на своем:
- Лежат мертвецы рядом, разлагаются, друг другу не пахнут, а подходит живой человек и не может терпеть.
- Отойди в сторону; пусть метрвые с мертвыми, какое нам до этого касательство.
Так мало-помалу от моей трубки и ветхого Адама перешли вообще к обсуждению связи внутреннего мира с внешним, личного и общественного, к "божественному делу" Дарьи Васильевой и к суду над ней. "

Как-то веселит меня очень это общее "огромная дистанция!" - все так видно закивали и бороды по-оглаживали!

Деревенское богословие -

про хлыстов - в рассказе Пришвина о суде над"охтенской богородицей" -
"Все эти различные, враждебные в своих толках хлыстовства люди пришли сюда защищать "богородицу". ... Все они мне были хорошо знакомы по прежним продолжительным с ними беседами. Рябов теперь уже совсем по дружески подходит ко мне и, глядя на мою вечно дымящуюся трубку, говорит:
- Брось ты свой самовар!
Я отвечаю, что трубка один только из безчисленных моих пороков и что вообще оставил надежду спастись этим путем.
Другие "цари" поддержали меня.
- Ничего в этом нет дурного, сказал бывший "новодеревенский Христос", - коптит, вот и все.
- Ветхого Адама коптит! - поддержали другие. - Внутреннего человека это не коснется.
- Все таки ж внутренний человек его преклонился перед страстью, - возразил Рябов.
- А почему ты думаешь, что он преклонился: внутренний человек, может быть, об этом у него и не думает, от ветхого Адама до внутреннего далеко.
- Огромная дистанция! - согласились все.
Только упрямый Рябов по-прежнему настаивал на своем:
- Лежат мертвецы рядом, разлагаются, друг другу не пахнут, а подходит живой человек и не может терпеть.
- Отойди в сторону; пусть метрвые с мертвыми, какое нам до этого касательство.
Так мало-помалу от моей трубки и ветхого Адама перешли вообще к обсуждению связи внутреннего мира с внешним, личного и общественного, к "божественному делу" Дарьи Васильевой и к суду над ней. "

Как-то веселит меня очень это общее "огромная дистанция!" - все так видно закивали и бороды по-оглаживали!