(no subject)

вот у Заболоцкого, в его знаменитом "Лодейникове" мне нравится такой фрагмент:

Природы вековечная давильня
Соединяла смерть и бытие
В один клубок, но мысль была бессильна
Соединить два таинства ее.
А свет луны летел из-за карниза,
И, нарумянив серое лицо,
Наследница хозяйская Лариса
В суконной шляпке вышла на крыльцо.
Лодейников ей был неинтересен:
Хотелось ей веселья, счастья, песен, —
Он был угрюм и скучен. За рекой
Плясал девиц многообразный рой.
Там Соколов ходил с своей гитарой.
К нему, к нему! Он песни распевал,
Он издевался над любою парой
И, словно бог, красоток целовал.

Тут есть некая кинематографичность, сначала такой гипноз (или самогипноз) Лодейникова, потом вдруг камера отьезжает - и мир оказывается полон не только Лодейниковым, и его вопросами бытия - а тут и Лариса, и гулкое эхо разносящее веселые голоса.

(no subject)

вот у Заболоцкого, в его знаменитом "Лодейникове" мне нравится такой фрагмент:

Природы вековечная давильня
Соединяла смерть и бытие
В один клубок, но мысль была бессильна
Соединить два таинства ее.
А свет луны летел из-за карниза,
И, нарумянив серое лицо,
Наследница хозяйская Лариса
В суконной шляпке вышла на крыльцо.
Лодейников ей был неинтересен:
Хотелось ей веселья, счастья, песен, —
Он был угрюм и скучен. За рекой
Плясал девиц многообразный рой.
Там Соколов ходил с своей гитарой.
К нему, к нему! Он песни распевал,
Он издевался над любою парой
И, словно бог, красоток целовал.

Тут есть некая кинематографичность, сначала такой гипноз (или самогипноз) Лодейникова, потом вдруг камера отьезжает - и мир оказывается полон не только Лодейниковым, и его вопросами бытия - а тут и Лариса, и гулкое эхо разносящее веселые голоса.