![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
(no subject)
Sep. 3rd, 2016 04:24 pmhttps://www.facebook.com/olga.nikolaenko.1/posts/1326245427393914
"Мне хочется, чтобы те люди, которые рассказывают о клевете, заговоре и подрыве, меня услышали. Поэтому рассказываю историю в хронологическом порядке.
Началось всё с одной очень храброй девочки. Она уже назвала себя и теперь я тоже могу – это Ривка Гершович. Ривка была волонтером в Центре адаптации и обучения детей беженцев, где я на тот момент была директором. Однажды она пришла ко мне и рассказала о том, что с ней происходило в школе. И сказала, что очень хочет, чтобы этого больше не было ни с кем и никогда. И что есть еще люди, которые готовы мне рассказать о том, что произошло с ними. Я пообещала что-нибудь предпринять и храбро пошла рыдать на плече Саши Танхилевича. И обратилась к Надежде Ароновне за помощью и советом.
Не поверить Ривке было невозможно, потому что так не лгут и такого о себе никому не захочется выдумать. Но и поверить было тяжело. Мы начали самопальное расследование, привлекли юриста и зафиксировали свидетельства ряда жертв разных годов выпуска. Что меня окончательно убедило в том, что это правда, так это полное совпадение в показаниях у людей, незнакомых друг с другом. Версии болезненной фантазии или какого-то ужасного клеветнического заговора выглядели совершенно несостоятельными.
Мы решили без крайней необходимости не придавать огласке имена жертв, потому что этот опыт был для них крайне травматичен, а огласка могла усилить эту травму. Кроме того, мы опасались давления на жертв со стороны Бориса Марковича. Именно поэтому администрация, а в последствии и коллектив школы были поставлены нами в трудное положение – мы с полной уверенностью говорили о том, что происходило, но не предоставляли им реальных доказательств.
Я хочу здесь сказать еще одно важное – в значительном числе случаев происходящее нельзя было описать как «романы с ученицами». Это было сознательное и циничное использование положения учителя без всякой «романтической» составляющей.
В конце июля мы пришли к администрации и рассказали им о том, что узнали. Борис Маркович на тот момент находился в Израиле. Мы не планировали этого – мы выбрали единственный день, когда все представители администрации были в Москве. Мы назначили встречу с самим Меерсоном, однако Борис Маркович остался в Израиле и подписал заявление об увольнении.
На следующей встрече директор попросил меня предоставить ему хоть какие-то свидетельства, без них, по его словам, он не мог до конца нам поверить. Я обещала спросить пострадавших, что я могу предоставить. Однако через день Сергей Львович позвонил мне и сказал, что дополнительные свидетельства ему не нужны, он уже знает достаточно, чтобы выбрать сторону.
По причинам, о которых я сказала выше, мы не хотели предавать историю широкой огласке. Однако считали необходимым рассказать о произошедшем в педагогическом коллективе, чтобы осмыслить ситуацию и предотвратить возможность её повторения в будущем.
29 числа состоялся педсовет, на котором выступила Надежда Ароновна и рассказала преподавателям школы о причинах увольнения Бориса Марковича. В тот же день появилась публикация Кати Кронгауз, которая вынесла этот разговор в публичное пространство. Друг с другом эти два события никак не связаны – Катя узнала не от нас и, насколько мне известно, не от учителей.
Дальнейшее от нас уже не зависело. Разразился скандал в фейбсуке, его подхватили СМИ, на ситуацию обратили внимание органы государственной власти. На следующем педсовете, который был 2 сентября, педагогический коллектив раскололся и несколько человек – включая Надежду Ароновну – вынуждены были уйти. Вечером того же дня стало известно, что администрация подаёт в отставку.
Я очень надеюсь, что школа устоит и будет работать. И что в ней никогда больше не будет происходить таких страшных вещей."
"Мне хочется, чтобы те люди, которые рассказывают о клевете, заговоре и подрыве, меня услышали. Поэтому рассказываю историю в хронологическом порядке.
Началось всё с одной очень храброй девочки. Она уже назвала себя и теперь я тоже могу – это Ривка Гершович. Ривка была волонтером в Центре адаптации и обучения детей беженцев, где я на тот момент была директором. Однажды она пришла ко мне и рассказала о том, что с ней происходило в школе. И сказала, что очень хочет, чтобы этого больше не было ни с кем и никогда. И что есть еще люди, которые готовы мне рассказать о том, что произошло с ними. Я пообещала что-нибудь предпринять и храбро пошла рыдать на плече Саши Танхилевича. И обратилась к Надежде Ароновне за помощью и советом.
Не поверить Ривке было невозможно, потому что так не лгут и такого о себе никому не захочется выдумать. Но и поверить было тяжело. Мы начали самопальное расследование, привлекли юриста и зафиксировали свидетельства ряда жертв разных годов выпуска. Что меня окончательно убедило в том, что это правда, так это полное совпадение в показаниях у людей, незнакомых друг с другом. Версии болезненной фантазии или какого-то ужасного клеветнического заговора выглядели совершенно несостоятельными.
Мы решили без крайней необходимости не придавать огласке имена жертв, потому что этот опыт был для них крайне травматичен, а огласка могла усилить эту травму. Кроме того, мы опасались давления на жертв со стороны Бориса Марковича. Именно поэтому администрация, а в последствии и коллектив школы были поставлены нами в трудное положение – мы с полной уверенностью говорили о том, что происходило, но не предоставляли им реальных доказательств.
Я хочу здесь сказать еще одно важное – в значительном числе случаев происходящее нельзя было описать как «романы с ученицами». Это было сознательное и циничное использование положения учителя без всякой «романтической» составляющей.
В конце июля мы пришли к администрации и рассказали им о том, что узнали. Борис Маркович на тот момент находился в Израиле. Мы не планировали этого – мы выбрали единственный день, когда все представители администрации были в Москве. Мы назначили встречу с самим Меерсоном, однако Борис Маркович остался в Израиле и подписал заявление об увольнении.
На следующей встрече директор попросил меня предоставить ему хоть какие-то свидетельства, без них, по его словам, он не мог до конца нам поверить. Я обещала спросить пострадавших, что я могу предоставить. Однако через день Сергей Львович позвонил мне и сказал, что дополнительные свидетельства ему не нужны, он уже знает достаточно, чтобы выбрать сторону.
По причинам, о которых я сказала выше, мы не хотели предавать историю широкой огласке. Однако считали необходимым рассказать о произошедшем в педагогическом коллективе, чтобы осмыслить ситуацию и предотвратить возможность её повторения в будущем.
29 числа состоялся педсовет, на котором выступила Надежда Ароновна и рассказала преподавателям школы о причинах увольнения Бориса Марковича. В тот же день появилась публикация Кати Кронгауз, которая вынесла этот разговор в публичное пространство. Друг с другом эти два события никак не связаны – Катя узнала не от нас и, насколько мне известно, не от учителей.
Дальнейшее от нас уже не зависело. Разразился скандал в фейбсуке, его подхватили СМИ, на ситуацию обратили внимание органы государственной власти. На следующем педсовете, который был 2 сентября, педагогический коллектив раскололся и несколько человек – включая Надежду Ароновну – вынуждены были уйти. Вечером того же дня стало известно, что администрация подаёт в отставку.
Я очень надеюсь, что школа устоит и будет работать. И что в ней никогда больше не будет происходить таких страшных вещей."
