aleatorius (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
aleatorius) wrote2016-09-03 04:24 pm
aleatorius) wrote2016-09-03 04:24 pm
(no subject)
https://www.facebook.com/olga.nikolaenko.1/posts/1326245427393914
"Мне хочется, чтобы те люди, которые рассказывают о клевете, заговоре и подрыве, меня услышали. Поэтому рассказываю историю в хронологическом порядке.
Началось всё с одной очень храброй девочки. Она уже назвала себя и теперь я тоже могу – это Ривка Гершович. Ривка была волонтером в Центре адаптации и обучения детей беженцев, где я на тот момент была директором. Однажды она пришла ко мне и рассказала о том, что с ней происходило в школе. И сказала, что очень хочет, чтобы этого больше не было ни с кем и никогда. И что есть еще люди, которые готовы мне рассказать о том, что произошло с ними. Я пообещала что-нибудь предпринять и храбро пошла рыдать на плече Саши Танхилевича. И обратилась к Надежде Ароновне за помощью и советом.
Не поверить Ривке было невозможно, потому что так не лгут и такого о себе никому не захочется выдумать. Но и поверить было тяжело. Мы начали самопальное расследование, привлекли юриста и зафиксировали свидетельства ряда жертв разных годов выпуска. Что меня окончательно убедило в том, что это правда, так это полное совпадение в показаниях у людей, незнакомых друг с другом. Версии болезненной фантазии или какого-то ужасного клеветнического заговора выглядели совершенно несостоятельными.
Мы решили без крайней необходимости не придавать огласке имена жертв, потому что этот опыт был для них крайне травматичен, а огласка могла усилить эту травму. Кроме того, мы опасались давления на жертв со стороны Бориса Марковича. Именно поэтому администрация, а в последствии и коллектив школы были поставлены нами в трудное положение – мы с полной уверенностью говорили о том, что происходило, но не предоставляли им реальных доказательств.
Я хочу здесь сказать еще одно важное – в значительном числе случаев происходящее нельзя было описать как «романы с ученицами». Это было сознательное и циничное использование положения учителя без всякой «романтической» составляющей.
В конце июля мы пришли к администрации и рассказали им о том, что узнали. Борис Маркович на тот момент находился в Израиле. Мы не планировали этого – мы выбрали единственный день, когда все представители администрации были в Москве. Мы назначили встречу с самим Меерсоном, однако Борис Маркович остался в Израиле и подписал заявление об увольнении.
На следующей встрече директор попросил меня предоставить ему хоть какие-то свидетельства, без них, по его словам, он не мог до конца нам поверить. Я обещала спросить пострадавших, что я могу предоставить. Однако через день Сергей Львович позвонил мне и сказал, что дополнительные свидетельства ему не нужны, он уже знает достаточно, чтобы выбрать сторону.
По причинам, о которых я сказала выше, мы не хотели предавать историю широкой огласке. Однако считали необходимым рассказать о произошедшем в педагогическом коллективе, чтобы осмыслить ситуацию и предотвратить возможность её повторения в будущем.
29 числа состоялся педсовет, на котором выступила Надежда Ароновна и рассказала преподавателям школы о причинах увольнения Бориса Марковича. В тот же день появилась публикация Кати Кронгауз, которая вынесла этот разговор в публичное пространство. Друг с другом эти два события никак не связаны – Катя узнала не от нас и, насколько мне известно, не от учителей.
Дальнейшее от нас уже не зависело. Разразился скандал в фейбсуке, его подхватили СМИ, на ситуацию обратили внимание органы государственной власти. На следующем педсовете, который был 2 сентября, педагогический коллектив раскололся и несколько человек – включая Надежду Ароновну – вынуждены были уйти. Вечером того же дня стало известно, что администрация подаёт в отставку.
Я очень надеюсь, что школа устоит и будет работать. И что в ней никогда больше не будет происходить таких страшных вещей."
"Мне хочется, чтобы те люди, которые рассказывают о клевете, заговоре и подрыве, меня услышали. Поэтому рассказываю историю в хронологическом порядке.
Началось всё с одной очень храброй девочки. Она уже назвала себя и теперь я тоже могу – это Ривка Гершович. Ривка была волонтером в Центре адаптации и обучения детей беженцев, где я на тот момент была директором. Однажды она пришла ко мне и рассказала о том, что с ней происходило в школе. И сказала, что очень хочет, чтобы этого больше не было ни с кем и никогда. И что есть еще люди, которые готовы мне рассказать о том, что произошло с ними. Я пообещала что-нибудь предпринять и храбро пошла рыдать на плече Саши Танхилевича. И обратилась к Надежде Ароновне за помощью и советом.
Не поверить Ривке было невозможно, потому что так не лгут и такого о себе никому не захочется выдумать. Но и поверить было тяжело. Мы начали самопальное расследование, привлекли юриста и зафиксировали свидетельства ряда жертв разных годов выпуска. Что меня окончательно убедило в том, что это правда, так это полное совпадение в показаниях у людей, незнакомых друг с другом. Версии болезненной фантазии или какого-то ужасного клеветнического заговора выглядели совершенно несостоятельными.
Мы решили без крайней необходимости не придавать огласке имена жертв, потому что этот опыт был для них крайне травматичен, а огласка могла усилить эту травму. Кроме того, мы опасались давления на жертв со стороны Бориса Марковича. Именно поэтому администрация, а в последствии и коллектив школы были поставлены нами в трудное положение – мы с полной уверенностью говорили о том, что происходило, но не предоставляли им реальных доказательств.
Я хочу здесь сказать еще одно важное – в значительном числе случаев происходящее нельзя было описать как «романы с ученицами». Это было сознательное и циничное использование положения учителя без всякой «романтической» составляющей.
В конце июля мы пришли к администрации и рассказали им о том, что узнали. Борис Маркович на тот момент находился в Израиле. Мы не планировали этого – мы выбрали единственный день, когда все представители администрации были в Москве. Мы назначили встречу с самим Меерсоном, однако Борис Маркович остался в Израиле и подписал заявление об увольнении.
На следующей встрече директор попросил меня предоставить ему хоть какие-то свидетельства, без них, по его словам, он не мог до конца нам поверить. Я обещала спросить пострадавших, что я могу предоставить. Однако через день Сергей Львович позвонил мне и сказал, что дополнительные свидетельства ему не нужны, он уже знает достаточно, чтобы выбрать сторону.
По причинам, о которых я сказала выше, мы не хотели предавать историю широкой огласке. Однако считали необходимым рассказать о произошедшем в педагогическом коллективе, чтобы осмыслить ситуацию и предотвратить возможность её повторения в будущем.
29 числа состоялся педсовет, на котором выступила Надежда Ароновна и рассказала преподавателям школы о причинах увольнения Бориса Марковича. В тот же день появилась публикация Кати Кронгауз, которая вынесла этот разговор в публичное пространство. Друг с другом эти два события никак не связаны – Катя узнала не от нас и, насколько мне известно, не от учителей.
Дальнейшее от нас уже не зависело. Разразился скандал в фейбсуке, его подхватили СМИ, на ситуацию обратили внимание органы государственной власти. На следующем педсовете, который был 2 сентября, педагогический коллектив раскололся и несколько человек – включая Надежду Ароновну – вынуждены были уйти. Вечером того же дня стало известно, что администрация подаёт в отставку.
Я очень надеюсь, что школа устоит и будет работать. И что в ней никогда больше не будет происходить таких страшных вещей."
no subject
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
no subject
(no subject)
no subject
(no subject)
no subject
(no subject)
(no subject)
(no subject)
no subject
Известно: как для устойчивости стула нужно хотя бы три ножки, так неустойчиво и понятие, выведенное из обобщения лишь двух бесспорных примеров (тоталитаризм - сталинизм и нацизм).