aleatorius: (Default)
aleatorius ([personal profile] aleatorius) wrote2008-12-27 08:05 pm

Интересная рифма,

П.Л. Капица был кажется последним гостем Пришвина:

"Накануне его кончины мы были у него на квартире в Москве. Я знал, что М.М. неизлечимо болен, но в тот вечер М.М. был как обычно разговорчив, говорил о музыке, которую М.М. очень любил, он приобрел патефон с только что поступившими в продажу долгоиграющими пластинками, и мы слушали классическую музыку. Смотрели только что выпущенные в Англии книги с переводами на английский рассказов и повестей М.М. Был ужин, распили бутылку сухого вина. Необычным было в тот вечер только одно - когда М.М. прово жал [нас], то в прихожей, где перед расставанием, как всегда бывает, возникают самые интересные разговоры, М.М. сел на стул. На следующее утро Валерия Дмитриевна нам по телефону сообщила, что ночью М.М. скончался."

http://vivovoco.rsl.ru/VV/PAPERS/KAPITZA/KAP_16.HTM
http://community.livejournal.com/chtoby_pomnili/217142.html

[identity profile] aleatorius.livejournal.com 2008-12-27 11:47 pm (UTC)(link)
основатель физтеха - ангел смерти...

"Мать — Ольга Иеронимовна Капица (1866—1937), урождённая Стебницкая, педагог, специалист по детской литературе и фольклору. Её отец Иероним Иванович Стебницкий был член-корреспондент Академии наук, был главным картографом и геодезистом Кавказа. Поэтому она родилась в Тифлисе. Затем из Тифлиса приехала в Санкт-Петербург и поступила на Бестужевские курсы."

«Дабы заслуги св. Иеронима не остались втуне, я поведаю о том, что случилось со мной в самый день его смерти. Именно в тот день и час, когда святейший Иероним оставил бренное облачение и облачился в одежды вечного бессмертия и бесценной радости и славы, я пребывал в своей келье в Гиппоне, погрузившись в раздумья о том, какой славой и радостью обладают блаженные в общении с Христом. Тогда я вознамерился написать небольшой трактат на эту тему, составив его из суждений Севера, некогда учившегося у высокочтимого Мартина Турского.
Вооружившись пером и бумагой, сидя за столом, вознамерился я написать короткое письмо святейшему Иерониму, чтобы узнать его мнение на этот счет. Я не знал никого из живших тогда, кто мог бы яснее наставить меня в этом сложном вопросе. Только я начал писать и вывел первые слова приветствия Иерониму, как неожиданно невероятный свет, никогда не видимый в наше время и который едва ли можно описать нашим бедным языком, наполнил келью, в которой я находился» («Иероним. Жизнь и смерть», Венеция, 1485).