aleatorius (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
aleatorius) wrote2003-06-24 07:47 pm
aleatorius) wrote2003-06-24 07:47 pm
"...питаться от бессмертия души."
Опять из Розанова выпишу:
"Философы, да и то не все, говорили о Боге; о "бессмертии души" учил Платон. Ещё некоторые. Церковь не "учила" не "говорила", а повелевала и верить в Бога, и питаться от бессмертия души. Она одна. Она всегда. Непременно. Без колебания.
Она несла это Имя , эту Веру, это Знамя без колебания, с времён древних, и донесла до наших времён. О сомневающемся она говорила: "Ты - не мой" . Нельзя представить себе простого дьячка, который сказал бы: "Может быть, бессмертия души и - нет". Всякий дьячок имеет уверенность в том, до чего едва додумался и едва имел силы досягнуть Платон.
"Сумма учений Церкви" неизмеримо сравнительно с Платоновской системой. И так всё хлебно, так всё просто. Она подойдёт к роженице. Она подходит к гробу. Это нужно. Вот "нужного"-то и не сумел добавить к своим идеям Платон."
"Все больше и больше думаю о церкви. Чаще и чаще. Нужна она мне стала. Прежде любовался, восхищался, соображал,. оценивал пользу. Это совсем другое. Нужна мне - с этого начинается всё.
До этого, в сущности, и не было ничего."
Розанов всегда мне представлялся как некий хитролицый, но не без тени сомнения, мастер, что-то неутомимо беспокоящий в неком Здании. Как будто во сне во мне присутствует знание того, что это Здание прекрасно, но все его детали, да и весь его контур - всё призрачно, но ощущение прекрасного всё равно есть.
Мастер начинает что-то пилить, Здание вдруг начинает крениться и он в ответ прекращает пиление, спешно ставит подпорку и начинает восстанавливать. Если где-то он начинает подтягивать нечто невидимое - Здание вдруг деформируется и перекашивается, ощущение красоты пропадает - и мастер опять восстанавливает баланс. В некоторые угрожающие моменты вдруг промелькнёт или тень женщины, или ребенка, или священника - и Здание и мастер выходят из опасного положения. Смелость, пробующего Здание на крепость мастера, видно подпитывается тем, что кто-нибудь да спасёт положение если сам мастер не подоспеет - ему всегда есть на кого-то положиться.
В какие-то моменты мастер вдуг становится неотличим от Здания, - и тут некая часть Здания неожиданно выкристаллизовывается из призрачности нашего незнания - и красота его являет себя в деталях. Но длится это недолго: мастер опять частично вырывает себя из живого организма Здания - что немедленно расстворяет в призрачности только-только осознанные нами детали - и настойчиво продолжает пробовать далее: и опять мелькают тени, контуры дрожат, но, иногда, отдельные очертания вдруг вспыхивают отчётливостью.
Религиозное знание - по видимому исключительно живой природы, потому и передается от живого к живому. Когда имеешь интеллектуальное сметение в голове - живое воплощение той или иной идеи все равно может вызволить из беды, только живое даёт опору. Розанов мог как-угодно эксперементировать - но от полного падения, инициируемого им, его всегда спасали живые нити жизни, идущие отовсюду.
Возможно ли в современных условиях такое вот прощупывание? Достаточно ли нитей?
"Философы, да и то не все, говорили о Боге; о "бессмертии души" учил Платон. Ещё некоторые. Церковь не "учила" не "говорила", а повелевала и верить в Бога, и питаться от бессмертия души. Она одна. Она всегда. Непременно. Без колебания.
Она несла это Имя , эту Веру, это Знамя без колебания, с времён древних, и донесла до наших времён. О сомневающемся она говорила: "Ты - не мой" . Нельзя представить себе простого дьячка, который сказал бы: "Может быть, бессмертия души и - нет". Всякий дьячок имеет уверенность в том, до чего едва додумался и едва имел силы досягнуть Платон.
"Сумма учений Церкви" неизмеримо сравнительно с Платоновской системой. И так всё хлебно, так всё просто. Она подойдёт к роженице. Она подходит к гробу. Это нужно. Вот "нужного"-то и не сумел добавить к своим идеям Платон."
"Все больше и больше думаю о церкви. Чаще и чаще. Нужна она мне стала. Прежде любовался, восхищался, соображал,. оценивал пользу. Это совсем другое. Нужна мне - с этого начинается всё.
До этого, в сущности, и не было ничего."
Розанов всегда мне представлялся как некий хитролицый, но не без тени сомнения, мастер, что-то неутомимо беспокоящий в неком Здании. Как будто во сне во мне присутствует знание того, что это Здание прекрасно, но все его детали, да и весь его контур - всё призрачно, но ощущение прекрасного всё равно есть.
Мастер начинает что-то пилить, Здание вдруг начинает крениться и он в ответ прекращает пиление, спешно ставит подпорку и начинает восстанавливать. Если где-то он начинает подтягивать нечто невидимое - Здание вдруг деформируется и перекашивается, ощущение красоты пропадает - и мастер опять восстанавливает баланс. В некоторые угрожающие моменты вдруг промелькнёт или тень женщины, или ребенка, или священника - и Здание и мастер выходят из опасного положения. Смелость, пробующего Здание на крепость мастера, видно подпитывается тем, что кто-нибудь да спасёт положение если сам мастер не подоспеет - ему всегда есть на кого-то положиться.
В какие-то моменты мастер вдуг становится неотличим от Здания, - и тут некая часть Здания неожиданно выкристаллизовывается из призрачности нашего незнания - и красота его являет себя в деталях. Но длится это недолго: мастер опять частично вырывает себя из живого организма Здания - что немедленно расстворяет в призрачности только-только осознанные нами детали - и настойчиво продолжает пробовать далее: и опять мелькают тени, контуры дрожат, но, иногда, отдельные очертания вдруг вспыхивают отчётливостью.
Религиозное знание - по видимому исключительно живой природы, потому и передается от живого к живому. Когда имеешь интеллектуальное сметение в голове - живое воплощение той или иной идеи все равно может вызволить из беды, только живое даёт опору. Розанов мог как-угодно эксперементировать - но от полного падения, инициируемого им, его всегда спасали живые нити жизни, идущие отовсюду.
Возможно ли в современных условиях такое вот прощупывание? Достаточно ли нитей?
no subject
И все-таки позволю себе несколько сместить акценты. Представление о Розанове, как уверенном мастере, перестраивающем - силой своего интеллекта - некое Здание, мне кажется несколько оптимистичным. Если бы это было так, то, быть может, и не было бы у него потребности перестраивать это Здание. Проблема, по-моему, в том, что "спасательный пояс" религиозного знания срабатывает - по крайней мере для Розанов - только в экстремальной ситуации, когда Здание вот-вот упадет. И он это прекрасно знает, и, может быть, только для этого и раскачивает Здание, чтобы, наконец, привести свой "спасательный пояс" в действие.
no subject
Тут есть изначально сложность - он мастер книги, но не мастер жизни. (мастер жизни - это было бы самоуверенно!)
С Богом и церковью он тоже во многом хитёр - он отчего-то уверен, что всё простится. Мне даже кажется, что
возможно он считал что за его грехи была болезнь жены - за непокорство. Т.е. если бы сам он был болен - это одно, но страдание ближнего куда непереносимей, особенно когда ближний вовсе невинен. Отсюда эти перескоки - то всё простится, то недовольство Богом за страдания близких.
Кстати в ономастике Флоренского расписаны сценарии общений
с Богом, я забыл почитать про Василия, но вот про Димитрия, Павла, Алексея, Александра и Николая я ощутил некторые чёткие соответствия.
Здание - это как свой собственный храм, который отчасти уже дан нам при рождении (человек как икона) - но вот служба в храме и его поддержка в достойном состоянии это уже долг человека.