порнофилософичное от Пришвина:

[aleatorius]

Н. Т. В-а:

первое знакомство было, как встреча нежно любящих родных. Потом, разойдясь на несколько дней, он думал о ней часто, и радость встречи стала выделяться, вспоминаться, как сладостное чувство. И когда они встретились снова, то ему уже было неловко, чуть-чуть боязно, чуть-чуть стыдно. Значит за эти дни, хотя он и не «смотрел на нее с вожделением», а только выделял сладость встречи, он «уже прелюбодействовал с ней в сердце своем». «В сердце», значит, отдельно от нее и весь грех (отчего боязнь и стыд), что не с ней, а один (потихоньку один выпивал ее сладость). Но если бы в коротком чувстве шло до конца, то не было бы вожделения и греха, или сразу в ответ получить такое же чувство. Может быть, вся поэзия есть отдельно от нее выпиваемый поэтом напиток. 1-й пример: Блок и Любовь Дмитриевна. (Разумник говорил со слов матери Блока, что они не соединялись, любя друг друга; кончилось, что она ушла с арлекином, а у него Прекрасная Дама обернулась в проститутку).



2-й пример: Ремизов и Серафима Павловна. 3-й – я. Вообще надо заняться и пересмотреть природу всех крупных поэтов с «точки зрения»: обязательна ли для творчества поэтически выпиваемая женщина и что она непременно одна, или может быть много. Видимость множества женщин (как у Пушкина) совершенно ничего не говорит. В этих «любвях» есть свой кульминационный пункт («Единственная»).

N.B. Встречи (совокупления) с Прекрасной Дамой у Блока, видимо, не произошло, а Ремизов ухитрился от Прекр. Дамы получить даже ребенка, которого, конечно, бросил и тем восстановил Прекрасную даму (детей от Пр. Д. иметь никому не дано).

В моем романе это и будет: 1) подкоп под «Прекрасную Даму» (т. е. выпивание ее про себя), 2)тот же возрожденный в природе человек соединяется с женщиной естественно, просто, безгрешно.

http://www.srcc.msu.su/uni-persona/site/authors/prishvin/pri-1927.htm

Comments

[aleatorius.livejournal.com]

Итак, поэтическое чувство, это излучение чувства жизни в пространство. Поэтическое творение будет здоровым, сильным, прекрасным, если оно является завершением трагедии жизни. И оно будет упадочным и убийственно вредным, если для осуществления его поэт отстраняет от себя простую, общую всем трагедию жизни (как Ремизов устранил ребенка, как Учитель – Доктор, умерщвляющий чувство жизни в своем зародыше! Вопрос о Ремизове я поставил потому, что неизвестна мне эта история, в жизненном порядке ведь можно и ребенка устранить, лишь бы это входило в жизненную трагедию, а не устранялась бы жизнь ради поэзии. Да что! допустимо и последнее лишь бы не было в этом загада (сознания)).