По поводу соотнесения своей воли и воли Божьей

процитирую из воспоминаний Флоренского "Детям моим":
"Это было ощущение, словно сильная воля, безмерно превосходящая мою и безмерно более моей авторитетная, действует за меня раньше, чем сам я успеваю не только выполнить её требования, но и сообразить, почувствовать и захотеть то, что от меня ею потребовано: вероятно так ощущает себя младенец, которого пеленают умелой рукою и он только по окончании всего сообразит, что ему кстати расплакаться. И моя самостоятельность определялась в отношении происходящего только задним числом."

По поводу соотнесения своей воли и воли Божьей

процитирую из воспоминаний Флоренского "Детям моим":
"Это было ощущение, словно сильная воля, безмерно превосходящая мою и безмерно более моей авторитетная, действует за меня раньше, чем сам я успеваю не только выполнить её требования, но и сообразить, почувствовать и захотеть то, что от меня ею потребовано: вероятно так ощущает себя младенец, которого пеленают умелой рукою и он только по окончании всего сообразит, что ему кстати расплакаться. И моя самостоятельность определялась в отношении происходящего только задним числом."

Оттуда же:

"Я ощутил физику и всё с нею связанное как чужую на себе одежду или какую-то слезшую с меня, уже безжизненную кожу. Но я не смел сказать себе о происшедшем и старался убедить себя во временности своего самочувствия. Эта старая кожа, которую раньше я всё мысленно приспособлял к себе и переиначивал по-своему, а теперь оценил её в её настоящей мертвенности, всё таки оставалась на мне, меня стесняла и обязывала. Если бы кто-либо выразил враждебность к ней, я стал бы её отстаивать и защищать; однако это было бы не из-за упрямства, а по ясному сознанию, что никакой другой словесной одежды нет, и что, откажись я от этой, то должен буду остаться совсем без мысли. Во мне не сложились ещё другие орудия мысли,а то, что давала философия, казалось неприложимым к действительному опыту.
...
И чем менее важными и ценными ощущались мною мои занятия в глубине души, тем напряжённее цеплялось за них сознание и тем тревожнее было самочувствие.
( Read more... )

Оттуда же:

"Я ощутил физику и всё с нею связанное как чужую на себе одежду или какую-то слезшую с меня, уже безжизненную кожу. Но я не смел сказать себе о происшедшем и старался убедить себя во временности своего самочувствия. Эта старая кожа, которую раньше я всё мысленно приспособлял к себе и переиначивал по-своему, а теперь оценил её в её настоящей мертвенности, всё таки оставалась на мне, меня стесняла и обязывала. Если бы кто-либо выразил враждебность к ней, я стал бы её отстаивать и защищать; однако это было бы не из-за упрямства, а по ясному сознанию, что никакой другой словесной одежды нет, и что, откажись я от этой, то должен буду остаться совсем без мысли. Во мне не сложились ещё другие орудия мысли,а то, что давала философия, казалось неприложимым к действительному опыту.
...
И чем менее важными и ценными ощущались мною мои занятия в глубине души, тем напряжённее цеплялось за них сознание и тем тревожнее было самочувствие.
( Read more... )